в день, когда мой лучший друг должен был встретиться с парнем, с которым вел милые переписки в интернете и чувствовал "то самое", этот парень умер. за пару дней до этого в лобовое стекло его машины влетел пьяный мотоциклист.

так, у моего друга остались лишь утешение от сестры этого парня и незнание того, как бы оно было, если бы встреча состоялась.

я помню тот день. перед началом лабораторной саша плакал на моем плече, а я не знала, что сказать. кроме того, что я всегда рядом.

я приехала вечером домой, обняла своего мужчину и грустно порадовалась тому, что мы ещё есть в этом мире и у нас есть возможность узнавать друг друга изо дня в день.

Мой страх казался мне чужим. Мне казалось, что кто-то другой, а не я, смотрел, как моё же собственное тело выворачивает наизнанку, рвёт и сотрясает от дрожи и боли. Сознание плыло, цвета перед глазами то меркли, то пульсировали, сердце бешено колотилось, а я чувствовала себя надзирателем, стоящим напротив узника в железной клетке.

Моя нервная система - мой предатель.
Мои чувства - пули, начинённые свинцовой дробью и смертельным ядом.
Мой разум - единственный мой союзник.

Один из немногих аспектов алхимии моей души, о которых я знаю, но не могу до сих пор привыкнуть - это способность случайным словом, прикосновением или идеей возвращать человеку давно утраченную часть себя; словно бы я - тот нож, сдирающий потрескавшуюся оболочку из смеси грубого камня, краски и грязи и обнажающий сияющую под ней мраморную скульптуру.

Мне кажется это таким естественным, но вместе с тем до ужаса странным - быть для кого-то нулевым значением таймера и точкой отсчёта.

Каждый раз словно первый.

Я стараюсь отдышаться - и сбежать от себя все никак не выходит. Закрываю глаза и не могу никуда деться от ехидной ухмылки своего отражения, мутной тени в проёме окна.

У меня осталось так мало сил на то, чтобы говорить с кем-то, но это молчание звенит в ушах так, что кажется громче, чем самый отчаянный крик - я чувствую себя запертой в клетке, из которой нет выхода. Но нужен ли он мне?

У меня недостаточно сил, чтобы выбраться, но всё ещё достаточно самоконтроля, чтобы прочно зафиксировать себя в этом моменте, точно бабочку, прежде чем она захлебнётся в жидком янтаре.

Мой разум- моя последняя цепь.

Освободи меня.
Освободи меня.
Освободи меня.

Человек не умеющий любить в первую очередь проявляет это неумение к себе. Его колышет от полной ограниченности к себе до безудержного превозношения себя. Такие качели от того, что он просто не умеет держать середину, не чувствует баланс, не знает где ему хорошо и как ему хорошо.

Человек не умеющий любить будет искать другого, кто бы подарил эту любовь ему. Просто так и безвозмездно. Здесь очень просто, когда нет понимания что это и как, ожидаешь, что другой научит, как родитель учит ребенка.

Человек не умеющий любить часто обидчив. Он стремится к любви и проявляет ее как получается, но ждет совершенства. Если нет отклика от других на это, то тут несомненно будет обида. Стараясь сделать из любви ожидаешь, что ответ будет из любви, а если его нет, то соответственная реакция следует.

Человек не умеющий любить требует к себе любви. За обидами всегда будет чувство злости. Он будет отвоевывать свой кусочек счастья так как может.

Синие перья с тихим шелестом опускались под ноги. Мягко сиявшие, кроме нас они были единственным островком света посреди бескрайней тёмной пустоши, протянувшейся так далеко, как мог упасть человеческий взгляд. Но были ли мы с тобой людьми?

- Я покажу тебе одно из своих лучших творений, - прошептала я и протянула руку вперёд, словно желая коснуться сердца тьмы. Долгое время ничего не происходило, а потом темнота начала преломляться, являя пред собой бесплотную призрачную фигуру.

Как же она была прекрасна. Казалось, кто-то подбросил в воздух мириады сверкающих кусочков льда, заставив их превратиться в девушку, напоминавшую древнегреческую богиню. Невидимый ветер трепал её длинные тёмные волосы и струящуюся ткань почти прозрачного платья, и весь её облик с распростёртыми кверху руками казался таким хрупким и неземным, если бы не тот тяжёлый взгляд, с которым она смотрела.

С такими глазами не смотрят в чужое лицо. С такими глазами касаются ещё тёплого сердца, вырывая его из груди.

Я слышала, как колотилось твоё, когда ты сделал шаг ей навстречу и эфемерный хрупкий свет начал вновь растворяться во тьме.

Оно колотилось ещё сильнее, когда, повинуясь невидимому порыву, ты отшатнулся обратно. Теперь она оказалась так близко, что могла бы коснуться тебя, и ты, несмотря на всю её красоту, испытал почти первобытный страх.

- Что это такое?! - воскликнул ты.

- Я создала воплощение отчаяния. Заставила свет преломляться так, что вышло так, как в реальной жизни: сбежать невозможно, и невозможно коснуться призрака прошлого, желая сделать шаг ему навстречу. Единственный способ не замечать отчаяния - твёрдо стоять на ногах, не двигаясь под дуновением ветра. Тогда оно не разбередит твою мятежную душу и не причинит ей не капли вреда.

- Мороз по коже от твоих творений.

- Ты сам научил меня, не желая того.

Он не может найти себя. Потерян. Я ищу причины всего этого в себе, но здравый смысл стучит мне по голове о том, что это сугубо его ситуация в которой он может только самостоятельно разобраться.
Работа его не нашла и он её не нашёл. По пути отсеиваются люди, но не присоединяются новые.
Я наблюдаю, что шансы есть, но есть ли силы.
Как говориться, человек устроен так, что когда что-то заряжает его душу - всё становится возможным. Не могу найти этот импульс.
Над головой нарастает облако проблем, снова долги и заоблачное будущее.
Одновременно с этим давлением всё начинает болеть, вот у него, например, главное это "головняки" как решить эти проблемы, куда сунуться… и что больше всего болит? Шея.
Когда это закончится…

У тех, кого мы любим, есть власть наносить величайшие раны

Восхищение - пренеприятнейшая из всех человеческих эмоций. Оно превращает тебя в бога, которым ты не хотел становиться. В бога, которого лишили права остаться глухим к бесконечным молитвам и оставили умирать с чужими ранами на сердце.

Я никогда не говорила о том, что чувства, рождённые не во мне, кандалы для меня, мучительно и долго разъедающие плоть, оставляющие незаживающую дыру с обожжённым краем, сквозь которую утекает по каплям моя душа. Иным помогала слепая вера в меня, а мне - вера в то, что боль исцеляет.

Быть мной - это быть человеком, который стоит на вершине скалы в ожидании краткого мига падения - не потому, что хотел летать, но потому, что осознавал неизбежность этого, вдыхая морскую солёную свежесть и глядя вниз на шумящие пенные волны. Быть мной - это вечно чувствовать тяжесть чужой руки на своём плече и упругость пружинящих пальцев, готовых отправить тебя в твой последний полёт.

И когда я однажды сказала тебе о том, что не желаю чувствовать вовсе, я имела в виду именно это - если мне суждено для кого-то остаться богом, я хотела бы быть слепым и глухим божеством для своих молитв - чтобы слыша шум ветра в ушах в миг, когда обрывается моя жизнь, не пожалеть о том, что я её кому-то отдала.

Услышал ли ты, разобрал ли мой тихий шёпот?